Голубинская Ольга Ивановна

 Сосудистые заболевания головного мозга занимают второе место среди причин смертности взрослого населения России [1]. Как известно, по характеру поражения выделяют два основных типа инсульта: ишемический (ИИ) и геморрагический (ГИ), из которых на долю ишемического поражения приходится более 80% всех случаев [1].

В России показатель заболеваемости ИИ колеблется от 500 до 600 случаев на 100  тыс. населения. Ежегодное увеличение частоты инсульта в России составляет от 7,5 до 10,4%, а уровень инвалидизации через год после перенесенного инсульта составляет от 70 до 85% [2,3].

 В настоящее время терапия острых нарушений мозгового кровообращения (ОНМК) должна быть направлена не только на лечение неврологических расстройств, но и на коррекцию осложнений, возникающих при данной патологии. Одним из наиболее частых осложнений у больных с инсультом является императивное недержание мочи, которое наблюдается у 40-60% пациентов и значительно снижает качество жизни пациента, социальную адаптацию, а по данным некоторых авторов, является предиктором суицидальных попыток [4,5]. Средствами выбора для лечения пациентов с императивным недержанием на сегодняшний день являются блокаторы М-холинорецепторов, к которым, в частности, относится ДРИПТАН® (оксибутинин). Эффект ДРИПТАНа связан с блокированием М2 и М3 рецепторов мочевого пузыря, что приводит, с одной стороны, к прерыванию поступления нерегулярных нервных импульсов из ЦНС к мочевому пузырю, а с другой, к расслаблению гладкой мускулатуры мочевого пузыря. Таким образом, ДРИПТАН ® препятствует непроизвольному сокращению детрузора и увеличивает функциональный объем мочевого пузыря, за счет чего снижается частота позывов к мочеиспусканию и актов мочеиспускания.

Важно отметить, что препарат может применяться длительно, т.к. у каждого четвертого пациента с ОНМК проблемы с мочеиспусканием остаются к моменту выписки, а у 15% пациентов могут наблюдаться и через год после инсульта [5,7]. По данным П.Г. Шварца и соавторов, длительное применение оксибутинина у больных с императивным мочеиспусканием на фоне нарушения мозгового кровообращения показывает, что за время лечения у 85% пациентов сохраняется высокий терапевтический эффект [6]. Частота развития побочных эффектов крайне мала и редко требует отмены препарата. Выраженный терапевтический эффект, хорошая переносимость препарата, а также возможность длительного применения позволяет назвать ДРИПТАН® «золотым стандартом» в терапии нарушений мочеиспускания, связанных с ОНМК.

Все большую роль в мире занимают проблемы психического здоровья населения. В современной медицине проблема депрессий выдвигается в разряд первостепенно значимых.

 Чаще всего депрессия возникает в структуре соматических заболеваний. Риск развития депрессии наиболее высок у лиц с хроническими заболеваниями, в т.ч. сахарным диабетом и другими эндокринными нарушениями, ишемической болезнью сердца, инфарктом миокарда, сердечной недостаточностью, злокачественными новообразованиями, ВИЧ-инфекцией и гепатитом С [1]. Наиболее часто у неврологических пациентов депрессии сочетаются с болезнью Паркинсона, атеросклерозом сосудов головного мозга (постинсультные депрессии), внутричерепными опухолями, прежде всего в височной доле, рассеянным склерозом. Довольно высока распространенность легких депрессивных расстройств и смешанных тревожно-депрессивных состояний при соматических заболеваниях.

В настоящее время имеются современные препараты, способные воздействовать на несколько симптомов, помогая избежать полипрагмазии.

. . . . .

Актуальность изучения депрессии в пожилом возрасте обусловлена многими причинами. Во-первых, это связано со значительным увеличением числа лиц старше 65 лет. Во-вторых, в последние десятилетия увеличивается встречаемость депрессии в популяции, в том числе и в старших возрастных группах.

 По данным ряда авторов, представленность депрессии у людей старше 65 лет колеблется от 7 до 36%. При этом у пожилых пациентов, находящихся в стационаре, этот процент возрастает до 40%. [1]

Появлению или усугублению депрессии в пожилом возрасте способствуют значительные изменения образа жизни и социального статуса: потеря близких людей, одиночество, уход на пенсию, материальная незащищенность, значительная зависимость от окружающих, снижение жизненных возможностей в результате соматической или неврологической отягощенности, снижение коммуникативных связей из-за ухудшений слуха и зрения, отсутствие жизненных перспектив. Эти изменения приводят к социальной изоляции и психологической дезадаптации и могут лежать в основе развития депрессии.

. . . . .

Дэвид Олстед — талантливый пианист, который вырос в музыкальной семье и прошел отличную школу классической игры на фортепиано. Давать концерты для него обычное дело, ведь он играет для аудитории с самого раннего детства. В возрасте 3 лет Дэвид начал играть на фортепиано, подбирая музыку на слух, а в 5 стал брать уроки музыки. Его родители обнаружили, что оттащить мальчика от пианино гораздо сложнее, чем заставить сесть за него.

Дэвиду повезло, так как его учитель свято верил в то, что обучение игре на фортепиано должно основываться на классической технике. Мальчик с готовностью совместил эти занятия со своим природным даром подбирать мелодии на слух. Кроме того, его наставник подчеркивал важность изучения музыкальной теории, и мальчик с удовольствием постигал музыкальную науку.

В средней школе он начал страдать от болезни Меньера, которая спровоцировала прогрессирующие сильные приступы головокружения, шум в ушах и потерю слуха. Дэвид описал изменения своего слуха. «Это было очень неприятно. Я слышал звук и одновременно тот же звук на тон выше. Низкие звуки дублировались с большим отличием тона, чем высокие, и из-за этого стало невозможно слушать музыку. Мне пришлось распрощаться с хором и оркестром, где я играл на скрипке. Вскоре после этого я начал испытывать чувство полноты и давления в ухе, изнуряющее головокружение и шум в ушах. Я научился определять приближение приступа головокружения за две минуты до его начала, и это позволяло мне добраться до медпункта. Все мои учителя знали, что если я вставал и быстро выходил из класса, то лучше меня не останавливать, так как я мог не успеть добраться до кабинета медсестры вовремя». В 19 лет экспериментальная хирургическая процедура избавила его от приступов головокружения, но, к сожалению, полностью и навсегда лишила слуха на левое ухо.

По жестокой иронии судьбы талантливый музыкант и композитор потерял слух. Но Дэвид Олстед не позволил болезни Меньера помешать его музыкальной карьере. Недавно Дэвид рассказывал о музыке, которую он сочиняет, и о состоянии своего здоровья: «С момента выхода моего первого компакт-диска «Piano For Both Ears» я почувствовал необходимость каким-то образом рассказать о том, как я слышу. Я сделал это снова в альбоме «Pieces of Piano», а также в рождественском альбоме «I Heard The Bells». На стадии планирования «I Heard The Bells» я услышал «I Heard The Bells On Christmas Day» — старую рождественскую песню, с которой я хотел «подурачиться». Так родилось название диска «I Heard The Bells».

Удивительная способность Дэвида сочинять и исполнять музыку с болезнью Меньера воодушевляет сама по себе.

Ваше самое большое достижение в жизни?

В том, что я освоил свою специальность, неврологию, и владею предметом на достаточно хорошем уровне. В студенческие годы я изучал разные специальности. Изучая хирургию, ассистируя на операциях, я мечтал стать хирургом. Затем, когда ходил в терапевтический кружок, очень хотел стать терапевтом. Но попав в кружок неврологии, я понял, что интереснее науки о нервной системе и работе мозга я ничего не встречу. Этот интерес остается до сих пор.

Кто сыграл особую роль в вашей профессиональной жизни?

Академик Александр Моисеевич Вейн. Это довольно известная фигура в неврологии. Будучи студентом, я пришел к нему в аспирантуру в 1971 году, он в то время заведовал кафедрой. С тех пор я работал рядом с ним. Закончив аспирантуру, я прошел на кафедре весь путь от младшего до главного научного сотрудника Отдела патологии вегетативной нервной системы НИЦ, а когда А. М. Вейна не стало в 2003 году, я сменил его на посту завкафедры. Он оказал колоссальное влияние на мой профессиональный выбор, хотя я пришел к нему уже «зараженный» интересом к неврологии.

На ваш взгляд, отстаем ли мы от уровня медицинского обслуживания и знаний наших зарубежных коллег и если да — то насколько сильно?

В последние годы ситуация в этой области улучшилась. Я работаю давно и могу сравнить с тем, что было 30 лет назад. Сейчас появились новые возможности, методы современной диагностики (например, нейровизуализация) постоянно совершенствуются, для этого требуется очень дорогая техника, тем не менее, она есть. Повысился уровень диагностирования неврологических патологий. К тому же, сейчас больше следят за образованием врачей. Каждые 5 лет врач обязан пройти курс повышения квалификации, чтобы продлить лицензию на врачебную практику. Тем не менее, уровень специалистов очень разный, как и в любой специальности. Во многом это связано со способностями и заинтересованностью в предмете, но также и с условиями, в которых работают врачи. В поликлинике, где сидит 30 человек в очереди на прием, на детали просто нет времени: врачу нужно быстро сориентироваться, на какие обследования направить больного.

. . . . .